Однажды маленький мальчик Евсейка, — очень хороший человек — сидя на берегу моря, удил рыбу. Это очень скучное дело, если рыба, капризничая, не клюёт. А день был жаркий; стал Евсейка, со скуки, дремать и — бултых! — свалился в воду. Свалился, но ничего, не испугался и плывёт тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг морского дна. Сел на камень, мягко покрытый рыжими водорослями, смотрит вокруг — очень хорошо! Ползёт не торопясь алая морская звезда, солидно ходят по камням усатые лангусты, боком-боком двигается краб; везде на камнях, точно крупные вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких любопытных штук: вот цветут-качаются морские лилии, мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот тащится морская черепаха, и над её тяжёлым щитом играют две маленькие зелёные рыбёшки, совсем как бабочки в воздухе, и вот по белым камням везёт свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил: Дом — не тележка у дядюшки Якова... И вдруг, слышит, над головою у него точно кларнет запищал: — Вы кто такой? Смотрит — над головою у него огромнейшая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и, оскалив зубы, приятно улыбается, точно её уже зажарили и она лежит на блюде среди стола. — Это вы говорите? — спросил Евсейка. — Я-а... Удивился Евсейка и сердито спрашивает: — Как же это вы? Ведь рыбы не говорят! А сам думает: «Вот так раз! Немецкий я вовсе не понимаю, а рыбий язык сразу понял! Ух, какой молодчина!» И, приосанясь, оглядывается: плавает вокруг него разноцветная игривая рыбёшка и — смеётся, разговаривает: — Глядите-ко! Вот чудище приплыло: два хвоста! — Чешуи — нет, фи! — И плавников только два! Некоторые, побойчее, подплывают прямо к носу и дразнятся: — Хорош-хорош! Евсейка обиделся: «Вот нахалки! Будто не понимают, что пред ними настоящий человек...» И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук, резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют хором, дразня большого рака: — Под камнями рак живёт, Рыбий хвостик рак жуёт, Рыбий хвостик очень сух, Рак не знает вкуса мух. А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая клешни: — Попадитесь-ка мне, я вам остригу языки-то! «Серьёзный какой»,— подумал Евсейка. Большая же рыба пристаёт к нему: — Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые? — Папа сказал. — Что такое — папа? — Так себе... Вроде меня, только побольше, и усы у него. Если не сердится, то очень милый... — А он рыбу ест? Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест! Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зелёное небо и солнце в нём, жёлтое, как медный поднос; подумал мальчик и сказал неправду: — Нет, он не ест рыбы, костлявая очень... — Однако — какое невежество! — обиженно вскричала рыба.— Не все же мы костлявые! Например — моё семейство... «Надо переменить разговор», — сообразил Евсей и вежливо спрашивает: — Вы бывали у нас наверху? — Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. — Там дышать нечем... — Зато мухи какие... Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо против носа да вдруг и говорит: — Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли? «Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест она меня, дура!» И, будто бы беззаботно, ответил: — Так себе, гуляю... — Гм? — снова фыркнула рыба. — А может быть, вы — уже утопленник? — Вот ещё! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько даже! Я вот сейчас встану и... Попробовал встать, а — не может: точно его тяжёлым одеялом окутали — ни поворотиться, ни пошевелиться! «Сейчас я начну плакать», — подумал он, но тотчас же сообразил, что, плачь не плачь, — в воде слёз не видно, и решил, что не стоит плакать, — может быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой неприятной истории. А вокруг — господи! — собралось-разных морских жителей — числа нет! На ногу взбирается голотурия, похожая на плохо нарисованного поросёнка, и шипит: — Желаю с вами познакомиться поближе... Дрожит перед носом морской пузырь, дуется, пыхтит — укоряет Евсейку: — Хорош-хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск, ай- я-яй! — Погодите, я, может, ещё авиатором буду, — говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и, ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает: -Позвольте узнать, который час? Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой платок; везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные шарики, одно ухо щекочет креветка, другое — тоже щупает кто-то любопытный, даже по голове путешествуют маленькие рачки, — запутались в волосах и дёргают их. «Ой, ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь смотреть на всё беззаботно и ласково, как папа, когда он виноват, а мамаша сердится на него. А вокруг в воде повисли рыбы — множество! — поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут: — Как он может жить на свете Без усов и чешуи? Мы бы, рыбы, не могли бы Раздвоить хвосты свои! Не похож он ни на рака, Ни на нас — весьма во многом! Не родня ли это чудо Безобразным осьминогам? «Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня по русскому языку в прошлом году две четвёрки было...» И делает такой вид, будто он ничего не слышит, даже хотел беззаботно посвистеть, но — оказалось нельзя: — вода лезет в рот, точно пробка. А болтливая рыба всё спрашивает его: — Нравится вам у нас? — Нет... то есть — да, нравится... У меня дома... тоже очень хорошо, — ответил Евсей и снова испугался: «Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рассердится, и начнут они меня есть...» Но вслух говорит: — Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно... Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась, открыв круглый рот так, что стали видны розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми зубами и старушечьим голосом кричит: — Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо — поиграть! — Поплывёмте наверх! — предложил Евсей. — Зачем? — спросила рыба. — А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, — мухи. — Мух-хи! Вы их любите?.. Евсей любил только маму, папу и мороженое, но ответил: -Да. — Ну что ж? Поплывём! — сказала рыба, перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас цап её за жабры и кричит: А болтливая рыба всё спрашивает его: — Нравится вам у нас? — Нет... то есть — да, нравится... У меня дома... тоже очень хорошо, — ответил Евсей и снова испугался: «Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рассердится, и начнут они меня есть...» Но вслух говорит: — Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно... Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась, открыв круглый рот так, что стали видны розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми зубами и старушечьим голосом кричит: — Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо — поиграть! — Поплывёмте наверх! — предложил Евсей. — Зачем? — спросила рыба. — А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, — мухи. — Мух-хи! Вы их любите?.. Евсей любил только маму, папу и мороженое, но ответил: - Да... — Ну что ж? Поплывём! — сказала рыба, перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас цап её за жабры и кричит: - Я готов! - Стойте! Вы, чудище, слишком засунули свои лапы в жабры мне.... — Ничего! — Как это — ничего? Порядочная рыба не может жить не дыша. — Господи! — вскричал мальчик. — Ну что вы спорите всё? Играть так играть... А сам думает: «Лишь бы только она меня немножко подтащила наверх, а там уже я вынырну». Поплыла рыба, будто танцуя, и поёт во всю мочь: — Плавниками трепеща, И зубаста, да тоща, Пищи на обед ища, Ходит щука вкруг леща! Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут: — Вот так штука! Тщетно тщится щука Ущемить леща! Вот так это — штука! Плыли, плыли, чем выше — тем всё быстрее и легче, и вдруг Евсейка почувствовал, что голова его выскочила на воздух. —Ой! Смотрит — ясный день, солнце играет на воде, зелёная вода заплёскивает на берег, шумит, поёт; Евсейкино удилище плавает в море, далеко от берега, а сам он сидит на том же камне, с которого свалился, и уже весь сухой! — Ух, — сказал он, улыбаясь солнцу, — вот я и вынырнул.