Жил-был купец, да такой богатый, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу и еще переулок в придачу. Однако он этого не делал, — бережно расходовал свои деньги и уж если тратил скиллинг, то наживал целый далер. Вот какой это был купец! И вдруг он умер.
Все скопленные им деньги достались его сыну, а тот зажил весело: каждую ночь он ездил на маскарад, запускал змеев, склеенных из кредитных бумажек, пускал круги по воде не камешками, а золотыми монетами. Немудрено, что денежки быстро проскочили у него между пальцев; и, наконец, из всего полученного им наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья — старый халат да туфли-шлепанцы. Теперь друзья и знать его не хотели, стеснялись даже показываться с ним на улице. Только один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук и сказал: «Складывай сюда свои пожитки!»
Это бы хорошо, да вот пожитков-то у него больше не осталось, так что он уселся в сундук сам.
А сундук был не простой: стоило только нажать на его замок, и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал: нажал, и — фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понесся высоко-высоко над облаками, только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому очень побаивался, как бы сундук не разлетелся на куски, ну и прыжок пришлось бы ему тогда сделать! Боже упаси от такого прыжка!
И вот купеческий сын прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу, в куче сухих листьев, а сам отправился в город — в Турции стесняться было не нужно, там ведь все ходят в халатах и туфлях. Вскоре он встретил на улице кормилицу с ребенком и сказал ей:
— Послушай-ка, турецкая мамка! Скажи, кто живет в большом дворце, что стоит на краю города? В том, у которого окна так высоко от земли?
- Там живет принцесса, — ответила кормилица. — Ей предсказано, что она будет очень несчастной, по милости своего жениха. Вот никто и не смеет бывать у нее иначе, как в присутствии самого короля и королевы.
— Спасибо! — сказал купеческий сын, потом вернулся в лес, сел в свой сундук, полетел, опустился прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.
Принцесса спала на диване, и была она такая красивая, что купеческий сын не утерпел и поцеловал ее. Она проснулась и, увидев незнакомца, очень испугалась. Но купеческий сын сказал, что он турецкий бог и прилетел к ней по воздуху; и ей это очень понравилось.
Они уселись рядышком, и он начал рассказывать ей сказки. Рассказывал про ее глаза, что они как два дивных темных озера, а в них плавают русалочки-мысли; рассказывал про ее белый лоб: это снежная гора, а в ней таятся прекрасные залы и картины; рассказывал, наконец, про аиста, что приносит людям маленьких деток.
Да, чудесные были сказки! А потом он сделал ей предложение, и принцесса сразу согласилась выйти за него замуж.
— Прилетайте сюда в субботу! — сказала она ему. — Ко мне придут на чашку чая король с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, а вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше. Мои родители очень любят сказки. Матери нравятся рассказы серьезные и поучительные, а отцу — веселые, чтобы можно было посмеяться.
— Я не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки, — сказал купеческий сын. Принцесса же подарила ему на прощанье саблю, всю выложенную золотыми монетами, а их-то ему как раз и недоставало. На том они и расстались.
Купеческий сын улетел, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку — она была нужна ему к субботе; а сочинять сказки — это не так просто, как кажется.
Но вот сказка была готова, и настала суббота. Король с королевой и весь двор собрались у принцессы. Приготовили чай, и купеческого сына приняли как нельзя лучше.
— Ну-ка, расскажите нам сказку! — попросила его королева. — Только что-нибудь серьезное и поучительное.
— Но чтоб и посмеяться можно было, — добавил король.
— Хорошо, — отозвался купеческий сын. — Так слушайте внимательно.
И начал рассказывать:
— Жила-была пачка серных спичек. Они очень гордились своим высоким происхождением: ведь их родовое дерево — сосна, от которой все они родились, — было одним из самых крупных и старых деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и ветхим железным котелком и рассказывали соседям о своей юности.
— Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь когда-то и в самом деле были зелеными!), — говорили они. — Каждое утро и каждый вечер мы пили алмазный чай — то есть росу; в ясную погоду на нас день-деньской светило солнышко, а птички рассказывали нам сказки. Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и зимою носить зеленую одежду. Но вот раз явились дровосеки и произвели великий переворот. Семья наша разбрелась по всему свету. Глава семьи — ствол — получил место грот-мачты на великолепном корабле и мог бы совершить кругосветное путешествие, когда бы только ни захотел; ветви разбрелись кто куда; а нам выпало на долю служить светочами для толпы. Вот почему мы, высокородные, очутились на кухне.
— Ну, у меня судьба иная! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — Меня с самого рождения беспрестанно чистят, скребут, ставят на огонь. Вообще я забочусь о существенном и, говоря откровенно, занимаю здесь, в доме, первое место. Единственное мое развлечение — это лежать чистеньким на полке после обеда и вести приятную беседу с друзьями. Все мы вообще закоренелые домоседы, если не считать ведра, которое иногда бывает на дворе. А новости мы узнаем только от корзинки для провизии — она часто ходит на рынок. Но она слишком уж резко отзывается о правительстве и народе! На днях старый горшок слушал-слушал ее, да так испугался, что от страха слетел с полки и разбился на куски! Да, слишком уж левая она, эта корзинка, скажу я вам!
— Хватит, больно ты разболтался! — крикнуло вдруг огниво, и сталь его так сильно ударила по кремню, что посыпались искры. — Не лучше ли нам устроить вечеринку?
— Нет, побеседуем о том, кто из нас всех родовитее! — сказали спички.
— А я не люблю болтать о самой себе, — проговорила глиняная миска. — Будем просто развлекаться. Начну я: расскажу какой-нибудь случай из жизни, понятный всем и каждому, — это ведь приятнее всего. Так вот: на берегу Балтийского моря, в тени датских буков...
— Чудесное начало! — перебили ее тарелки. — Вот это будет история, как раз по нашему вкусу.
— ...в одной мирной семье провела я свою молодость, — продолжала глиняная миска. — Мебель там полировали, пол мыли, а занавески на окнах меняли каждые две недели.
— Как вы интересно рассказываете! — воскликнула метелка. — Так может рассказывать только женщина, от ваших слов веет какой-то особой чистоплотностью.
— Да, да! — проговорило ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, выплеснув воду на пол.
Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец его был не хуже начала.
Тарелки гремели в восторге, а метелка достала из ящика с песком пучок зеленой петрушки и увенчала ею миску; она знала, что все остальные разозлятся, но подумала: «Если сегодня я увенчаю ее, завтра она увенчает меня!»
— А теперь попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс.
И боже мой, как высоко они вскидывали то одну ногу, то другую! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала этого зрелища и лопнула!
— А нас увенчают? — спросили щипцы.
И их тоже увенчали.
«Сплошная чернь!» — думали спички.
Настала очередь самовара — он должен был что-нибудь спеть. Но самовар отговорился тем, что уже остыл, — а петь он может лишь тогда, когда кипит. На самом деле он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у хозяев.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не была ничего замечательного, разве что его слишком глубоко макали в чернильницу, — но именно этим оно и гордилось.
— Самовар не хочет петь? И не надо! — сказало оно. — За окном в клетке висит соловей — пусть он и споет! Правда, он не ученый, но стоит ли об этом говорить?
— По-моему, это в высшей степени неприлично — слушать какую-то залетную птицу! — проговорил большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
— Я просто сама не своя! — воскликнула корзинка. — Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Да разве так следует проводить вечера? Не лучше ли было бы навести порядок в доме? Каждый бы тогда знал свое место, а я руководила бы всеми. Тогда дело пошло бы совсем иначе.
— Давайте шуметь! — закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и все присмирели, никто ни гугу; но втайне каждый был уверен, что он знатнее прочих и чего только бы ни сделал, если бы было можно! «Вот кабы за дело взялся я, вечеринка у нас удалась бы на славу!» — думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и разожгла огонь. Боже ты мой, как они фыркнули, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь самые важные персоны! — подумали спички. — Какой от нас блеск, сколько света!»
Но не успели они это подумать, как догорели.
— Чудесная сказка! — воскликнула королева. — Я точно сама побывала на кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
— Безусловно! — подтвердил король. — Свадьба будет в понедельник.
Теперь король и королева говорили молодому человеку «ты», так как он должен был войти в их семью.
Итак, день свадьбы был объявлен. Вечером в городе устроили иллюминацию, народу бросали пышки и крендели, а уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы их поймать, кричали «ура!» и свистели, засунув пальцы в рот. Великолепие было несказанное!
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын. И вот он накупил ракет, хлопушек и прочего, положил все это в свой сундук и взлетел ввысь.
Пиф, паф! Пш-шшш! Ну и трескотня пошла! Ну и шипенье!
Турки подпрыгивали так, что туфли их перелетали через головы. Никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
А купеческий сын, вернувшись со своим сундуком в лес, стал думать: «Надо пойти в город послушать, что обо мне говорят».
Да и немудрено, что ему захотелось узнать это: каких только рассказов не ходило по городу. К кому он ни обращался, каждый рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос твердили, что зрелище было дивное.
— Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него блестят, как звезды, а борода — словно пена морская!
— Он был в огненном плаще, — рассказывал другой, — а из складок этого плаща выглядывали прелестнейшие маленькие ангелы.
Да, о многих чудесах понаговорили купеческому сыну.
На другой день должна была состояться его свадьба.
И вот он пошел назад, в лес, чтобы опять сесть в свой сундук. Посмотрел,
А сундука нет как нет! Куда же он девался? Сгорел! В него попала искра от фейерверка, вот сундук тлел-тлел, да и вспыхнул, и осталась от него только зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
Она весь день стояла на крыше, все жениха дожидалась. Ждет и до сих пор. А он ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уже не такие веселые, какой была его первая сказка о серных спичках.
Все скопленные им деньги достались его сыну, а тот зажил весело: каждую ночь он ездил на маскарад, запускал змеев, склеенных из кредитных бумажек, пускал круги по воде не камешками, а золотыми монетами. Немудрено, что денежки быстро проскочили у него между пальцев; и, наконец, из всего полученного им наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья — старый халат да туфли-шлепанцы. Теперь друзья и знать его не хотели, стеснялись даже показываться с ним на улице. Только один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук и сказал: «Складывай сюда свои пожитки!»
Это бы хорошо, да вот пожитков-то у него больше не осталось, так что он уселся в сундук сам.
А сундук был не простой: стоило только нажать на его замок, и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал: нажал, и — фьють! — сундук вылетел с ним в трубу и понесся высоко-высоко над облаками, только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому очень побаивался, как бы сундук не разлетелся на куски, ну и прыжок пришлось бы ему тогда сделать! Боже упаси от такого прыжка!
И вот купеческий сын прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу, в куче сухих листьев, а сам отправился в город — в Турции стесняться было не нужно, там ведь все ходят в халатах и туфлях. Вскоре он встретил на улице кормилицу с ребенком и сказал ей:
— Послушай-ка, турецкая мамка! Скажи, кто живет в большом дворце, что стоит на краю города? В том, у которого окна так высоко от земли?
- Там живет принцесса, — ответила кормилица. — Ей предсказано, что она будет очень несчастной, по милости своего жениха. Вот никто и не смеет бывать у нее иначе, как в присутствии самого короля и королевы.
— Спасибо! — сказал купеческий сын, потом вернулся в лес, сел в свой сундук, полетел, опустился прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.
Принцесса спала на диване, и была она такая красивая, что купеческий сын не утерпел и поцеловал ее. Она проснулась и, увидев незнакомца, очень испугалась. Но купеческий сын сказал, что он турецкий бог и прилетел к ней по воздуху; и ей это очень понравилось.
Они уселись рядышком, и он начал рассказывать ей сказки. Рассказывал про ее глаза, что они как два дивных темных озера, а в них плавают русалочки-мысли; рассказывал про ее белый лоб: это снежная гора, а в ней таятся прекрасные залы и картины; рассказывал, наконец, про аиста, что приносит людям маленьких деток.
Да, чудесные были сказки! А потом он сделал ей предложение, и принцесса сразу согласилась выйти за него замуж.
— Прилетайте сюда в субботу! — сказала она ему. — Ко мне придут на чашку чая король с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, а вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше. Мои родители очень любят сказки. Матери нравятся рассказы серьезные и поучительные, а отцу — веселые, чтобы можно было посмеяться.
— Я не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки, — сказал купеческий сын. Принцесса же подарила ему на прощанье саблю, всю выложенную золотыми монетами, а их-то ему как раз и недоставало. На том они и расстались.
Купеческий сын улетел, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку — она была нужна ему к субботе; а сочинять сказки — это не так просто, как кажется.
Но вот сказка была готова, и настала суббота. Король с королевой и весь двор собрались у принцессы. Приготовили чай, и купеческого сына приняли как нельзя лучше.
— Ну-ка, расскажите нам сказку! — попросила его королева. — Только что-нибудь серьезное и поучительное.
— Но чтоб и посмеяться можно было, — добавил король.
— Хорошо, — отозвался купеческий сын. — Так слушайте внимательно.
И начал рассказывать:
— Жила-была пачка серных спичек. Они очень гордились своим высоким происхождением: ведь их родовое дерево — сосна, от которой все они родились, — было одним из самых крупных и старых деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и ветхим железным котелком и рассказывали соседям о своей юности.
— Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь когда-то и в самом деле были зелеными!), — говорили они. — Каждое утро и каждый вечер мы пили алмазный чай — то есть росу; в ясную погоду на нас день-деньской светило солнышко, а птички рассказывали нам сказки. Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и зимою носить зеленую одежду. Но вот раз явились дровосеки и произвели великий переворот. Семья наша разбрелась по всему свету. Глава семьи — ствол — получил место грот-мачты на великолепном корабле и мог бы совершить кругосветное путешествие, когда бы только ни захотел; ветви разбрелись кто куда; а нам выпало на долю служить светочами для толпы. Вот почему мы, высокородные, очутились на кухне.
— Ну, у меня судьба иная! — сказал котелок, рядом с которым лежали спички. — Меня с самого рождения беспрестанно чистят, скребут, ставят на огонь. Вообще я забочусь о существенном и, говоря откровенно, занимаю здесь, в доме, первое место. Единственное мое развлечение — это лежать чистеньким на полке после обеда и вести приятную беседу с друзьями. Все мы вообще закоренелые домоседы, если не считать ведра, которое иногда бывает на дворе. А новости мы узнаем только от корзинки для провизии — она часто ходит на рынок. Но она слишком уж резко отзывается о правительстве и народе! На днях старый горшок слушал-слушал ее, да так испугался, что от страха слетел с полки и разбился на куски! Да, слишком уж левая она, эта корзинка, скажу я вам!
— Хватит, больно ты разболтался! — крикнуло вдруг огниво, и сталь его так сильно ударила по кремню, что посыпались искры. — Не лучше ли нам устроить вечеринку?
— Нет, побеседуем о том, кто из нас всех родовитее! — сказали спички.
— А я не люблю болтать о самой себе, — проговорила глиняная миска. — Будем просто развлекаться. Начну я: расскажу какой-нибудь случай из жизни, понятный всем и каждому, — это ведь приятнее всего. Так вот: на берегу Балтийского моря, в тени датских буков...
— Чудесное начало! — перебили ее тарелки. — Вот это будет история, как раз по нашему вкусу.
— ...в одной мирной семье провела я свою молодость, — продолжала глиняная миска. — Мебель там полировали, пол мыли, а занавески на окнах меняли каждые две недели.
— Как вы интересно рассказываете! — воскликнула метелка. — Так может рассказывать только женщина, от ваших слов веет какой-то особой чистоплотностью.
— Да, да! — проговорило ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, выплеснув воду на пол.
Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец его был не хуже начала.
Тарелки гремели в восторге, а метелка достала из ящика с песком пучок зеленой петрушки и увенчала ею миску; она знала, что все остальные разозлятся, но подумала: «Если сегодня я увенчаю ее, завтра она увенчает меня!»
— А теперь попляшем! — сказали угольные щипцы и пустились в пляс.
И боже мой, как высоко они вскидывали то одну ногу, то другую! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала этого зрелища и лопнула!
— А нас увенчают? — спросили щипцы.
И их тоже увенчали.
«Сплошная чернь!» — думали спички.
Настала очередь самовара — он должен был что-нибудь спеть. Но самовар отговорился тем, что уже остыл, — а петь он может лишь тогда, когда кипит. На самом деле он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у хозяев.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не была ничего замечательного, разве что его слишком глубоко макали в чернильницу, — но именно этим оно и гордилось.
— Самовар не хочет петь? И не надо! — сказало оно. — За окном в клетке висит соловей — пусть он и споет! Правда, он не ученый, но стоит ли об этом говорить?
— По-моему, это в высшей степени неприлично — слушать какую-то залетную птицу! — проговорил большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. — Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
— Я просто сама не своя! — воскликнула корзинка. — Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Да разве так следует проводить вечера? Не лучше ли было бы навести порядок в доме? Каждый бы тогда знал свое место, а я руководила бы всеми. Тогда дело пошло бы совсем иначе.
— Давайте шуметь! — закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и все присмирели, никто ни гугу; но втайне каждый был уверен, что он знатнее прочих и чего только бы ни сделал, если бы было можно! «Вот кабы за дело взялся я, вечеринка у нас удалась бы на славу!» — думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и разожгла огонь. Боже ты мой, как они фыркнули, загораясь!
«Вот теперь все видят, что мы здесь самые важные персоны! — подумали спички. — Какой от нас блеск, сколько света!»
Но не успели они это подумать, как догорели.
— Чудесная сказка! — воскликнула королева. — Я точно сама побывала на кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
— Безусловно! — подтвердил король. — Свадьба будет в понедельник.
Теперь король и королева говорили молодому человеку «ты», так как он должен был войти в их семью.
Итак, день свадьбы был объявлен. Вечером в городе устроили иллюминацию, народу бросали пышки и крендели, а уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы их поймать, кричали «ура!» и свистели, засунув пальцы в рот. Великолепие было несказанное!
«Надо же и мне устроить что-нибудь!» — подумал купеческий сын. И вот он накупил ракет, хлопушек и прочего, положил все это в свой сундук и взлетел ввысь.
Пиф, паф! Пш-шшш! Ну и трескотня пошла! Ну и шипенье!
Турки подпрыгивали так, что туфли их перелетали через головы. Никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
А купеческий сын, вернувшись со своим сундуком в лес, стал думать: «Надо пойти в город послушать, что обо мне говорят».
Да и немудрено, что ему захотелось узнать это: каких только рассказов не ходило по городу. К кому он ни обращался, каждый рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос твердили, что зрелище было дивное.
— Я видел самого турецкого бога! — говорил один. — Глаза у него блестят, как звезды, а борода — словно пена морская!
— Он был в огненном плаще, — рассказывал другой, — а из складок этого плаща выглядывали прелестнейшие маленькие ангелы.
Да, о многих чудесах понаговорили купеческому сыну.
На другой день должна была состояться его свадьба.
И вот он пошел назад, в лес, чтобы опять сесть в свой сундук. Посмотрел,
А сундука нет как нет! Куда же он девался? Сгорел! В него попала искра от фейерверка, вот сундук тлел-тлел, да и вспыхнул, и осталась от него только зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
Она весь день стояла на крыше, все жениха дожидалась. Ждет и до сих пор. А он ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уже не такие веселые, какой была его первая сказка о серных спичках.